Константин Николаевич Вентцель (имя по метрической книге Константин Ромео Александр) (24 ноября (6 декабря) 1857, Санкт-Петербург - 10 марта 1947, Москва) - русский педагог, теоретик и пропагандист свободного воспитания.
Брат писателя Николая Вентцеля.
Биография
Отец, Николай Адольфович Вентцель (1827-1908) - прибалтийский немец, дослужился чина действительного статского советника. Семья из-за перемещений отца по службе жила в Одессе, Варшаве, Вильне. В Санкт-Петербурге Н. А. Вентцель служил столоначальником в канцелярии петербургского генерал-губернатора.
После гимназии и реального училища Константин Вентцель поступил в 1876 году в Санкт-Петербургский технологический институт, но спустя год перешёл в Петербургский университет, на юридический факультет.
В начале 1880-х годов увлёкся революционной деятельностью: сначала примкнул к «Народной воле», затем его взгляды стали более умеренными, он стал изучать работы Г. Спенсера. В 1885 году Вентцель арестован в Воронеже - при обыске у его бывших единомышленников вместе с народовольческой литературой нашли сочиненное им ранее воззвание к рабочим. Через месяц была арестована его жена: из переписки с мужем «было видно её знание о его участии в революционной деятельности». Пробыв тринадцать месяцев в тюрьме он вместе с женой был выслан в город Бобров Воронежской губернии под гласный надзор полиции. В это период обозначилось его расхождение с русскими марксистами.
В ссылке Вентцель сочинял статьи о свободе воли, переписывался с В. Г. Короленко, который прочитав рукопись статьи Вентцеля «Мораль жизни и свободного идеала», заметил: «…я уже довольно давно не удовлетворяюсь так называемыми рациональными системами нравственности».
После ссылки Вентцелю было позволено жить в Москве; с 1891 года он работал в статистическом отделении Московской городской управы, заведовал редакцией журнала «Известия Московской городской думы». В 1896 году вышел его труд «Основные задачи нравственного воспитания», ставший началом создания им теории свободного воспитания. В 1906 году появились его работы: «Как создать свободную школу» и «Освобождение ребёнка». Вентцель пытался реализовать свои идеи в «Московском доме свободного воспитания» (1906-1909), близко сошёлся с выдающимся толстовцем И. И. Горбуновым-Посадовым, издателем и редактором журнала «Свободное воспитание». Но в 1908 году Вентцель неожиданно резко отходит от идей Толстого, единомышленником которого его всегда считали. Он отрицает «внушение добра», считая это тонким насилием взамен грубого. И. И. Горбунов-Посадов отказался печатать его статью.
Вскоре вышло собрание сочинений К. Н. Вентцеля в двух томах: 1-й том - «Этика творческой личности», 2-й - «Педагогика творческой личности». На Всероссийском съезде по семейному воспитанию в 1913 году Вентцель прочитал доклад «Свободное воспитание и семья».
В годы Первой мировой войны Вентцель выступал против милитаризма и шовинизма; в «Открытом письмо ко всем людям и всем народам» призвал к «военной забастовке» для прекращения насилия.
После Октябрьской революции, когда большинство учителей отказалось сотрудничать с новой властью, Наркомпрос пригласил специалистов в области свободного воспитания (в их числе и Вентцеля), обещая «создать свободную народную школу». Однако в отличие от большевиков, Вентцель полагал, что «школа не должна служить орудием для осуществления тех или других преходящих политических задач». Вскоре заговорили о проникновении в советскую школу мелкобуржуазных толстовских идей и Вентцель был вынужден уехать в Воронеж. Преподавал в педагогическом техникуме и университете, был организатором и преподавателем Института народного образования, заведующим научно-методической секцией Губоно.
В 1917 году в России была провозглашена Декларация прав ребенка. Автором ее был русский мыслитель К.Н. Вентцель.
Константин Николаевич Вентцель (1857-1947), педагог и философ, писатель и общественный деятель, был наиболее выдающимся отечественным теоретиком свободного воспитания, создавший в 1906 году Дом свободного ребенка. Учение К.Н. Вентцеля явило собой уникальный пример синтеза двух великих идей - свободы и космизма, взятых в их педагогическом преломлении. Двигаясь от личности ребенка, от требования создать максимально для его творческого индивидуального развития, провозглашая Культ Ребенка как основу новой религии, К.Н. Вентцель пришел к идее космического воспитания. Он понимал личность как неотъемлемую часть всеобъемлющего Космоса, исходил из нерасторжимости и органического единства Человека, Человечества и Вселенной.
Как представитель теории свободного воспитания К.Н. Вентцель оказался продолжателем яснополянской педагогической деятельности Л.Н. Толстого. Как представитель космизма К.Н. Вентцель встал в один ряд с такими русскими мыслителями, как В.И. Вернадский, В.В. Докучаев, К.Э. Циолковский, А.А. Чижевский, в концепциях которых человек рассматривался как существо, неотделимое от Природы, активно и непосредственно участвующее в жизни Космоса.
К. Н. Вентцель в работе " Теория свободного воспитания или идеальный детский сад"(2) дает общий очерк своей теории.
Жизненный факт, давший толчок к созданию теории свободного воспитания, это то насилие над личностью ребенка, которое приходится наблюдать кругом повсюду, во всех странах света и во всех слоях общества. Куда мы бы ни обратили свой взгляд, мы увидим, что в современной практике воспитания ребенок почти никогда не рассматривается как носитель цели, а всегда как орудие и средство к какой - то внешней и посторонней цели, часто не имеющей ничего общего с истинным благом его как живой формирующейся личности. Родители и воспитатели, исповедующие определенный идеал и живущие в рамках определенного общественного порядка, всегда стремятся сделать ребенка воплощением своего идеала, всегда стремятся приготовить из него удобного члена того общественного строя, в котором они живут и в котором, по их предположению, и ему придется жить.
Но истинный идеал воспитания заключается в том, чтобы действительно обеспечить свободное развитие личности, чтобы освободить развитие ребенка от всех тех уз и пут, которые обыкновенно налагаются на это развитие и которые носят очень часто скрытый и ухищренный характер. Надо сделать развитие независимым от всяких факторов религиозного, политического и социального характера, сковывающих это свободное развитие, и чтобы освобожденному таким образом ребенку доставить материал, в творческой работе над которым он мог бы пышно и богато развернуться.
Часто говорят о теории свободного воспитания как о какой - то новой системе воспитания, и вот первое недоразумение, которое надо прежде всего постараться рассеять. Как бросается даже с первого взгляда, между такими понятиями, как "система" и "свободное воспитание", существует несомненное противоречие.
Всякая система воспитания, как система, есть ограничение свободы как воспитателя, так и воспитанника. Система предполагает нечто твердо установленное, раз навсегда найденное; она стремится все заключить в известные рамки, найти однообразные, пригодные для всех случаев методы, приемы и способы деятельности, в этом смысле и система воспитания, какая бы она ни была, имеет тенденцию к установлению единообразия в области воспитания. А между тем свободное воспитание предполагает не единообразие воспитания, но его многообразие, доведенное до самых крайних возможных пределов.
Многообразие воспитания - это его исходная точка. Каждый ребенок предполагает свою особую систему воспитания (сколько существует детей, столько существует и систем воспитания), и эта система стоит перед воспитателем, данным, конкретным воспитателем; она не есть нечто готовое, она должна быть им найдена, причем, даже напав на след ее, ему приходится ее постоянно переделывать и исправлять, и у него никогда нет и не может быть уверенности в том, что она окончательно установлена.
Свободное воспитание предполагает великое напряжение творческих сил в воспитателе для отыскания той системы воспитания, которая может и должна быть применена именно в отношении к данному определенному ребенку, к данной конкретной индивидуальности. Здесь перед родителями и воспитателями открывается путь великого искания и интенсивной творческой работы. Самое большее, что при этом может быть сделано в области теории, это - указаны способы и приемы, при посредстве которых воспитатели могут достигнуть, кратчайшим и легчайшим путем и совершив возможно меньшее число ошибок, установления той системы воспитания, которая оказывается наиболее пригодной для данного индивидуального ребенка.
Прежде всего требуется, чтобы сердце воспитателя было исполнено искренней и глубокой любви к тому конкретному ребенку, с которым ему приходится иметь дело, как бы испорчен этот ребенок ни был и сколько бы огорчений он ему ни причинял. Воспитатель должен подавить в себе всякое раздражение, которое может вызывать в нем, например, упрямый и своевольный ребенок, потому что раздражение создаст между ним и ребенком непроходимую стену, поведет к взаимному отчуждению друг от друга, заставит ребенка замкнуться в себе, и тогда воспитатель утеряет всякий ключ к пониманию индивидуальности ребенка, а следовательно и тех средств, при помощи которых эта индивидуальность могла бы быть введена на хорошую и светлую дорогу.
Подобно тому, как существует видимое противоречие между такими понятиями, как "система" и "свободное воспитание", так может показаться противоречивым и соединение таких понятий, как "свобода" и "воспитание", и поэтому мы останавливаемся на вопросе, действительно ли это так или противоречие здесь только кажущееся. Все зависит в данном случае от того, какой смысл мы будем придавать слову "воспитание". Если воспитание понимать, выражаясь словами Л.Н. Толстого, "как умышленное формирование людей по известным образцам", то подобного рода воспитание стоит в таком вопиющем противоречии с принципом свободы, что, какие бы формы оно ни принимало, к нему никогда и ни в каком случае нельзя было бы приложить эпитет "свободный". И если таков характер всякого воспитания, то все, кому дорога свобода, должны были бы говорить не о свободном воспитании, а о свободе от всякого воспитания, как от одной из форм насилия взрослого поколения над молодым.
Отсюда становится понятным раздающийся из среды сторонников теории свободного воспитания настойчивый призыв к природе. Поставьте ребенка как можно ближе к природе. Поставьте ребенка как можно ближе к природе, устраните все фальшивые, ненужные преграды, воздвигнутые между ним и природой, благодаря искусственному ненормальному образу жизни, который приходится вести значительному числу людей, особенно в больших городах; дайте возможность как действовать на природу, так и природе на него, пробуждая и приводя в действие те или другие его способности и давая изобильный и многосторонний материал для упражнения всех органов его чувств! Вон их городов, особенно маленьких детей, где они рано сморщиваются, где развитие их задерживается, останавливается, а часто принимает и извращенные формы! Поместите детей в обстановку деревенской жизни, поведите их в леса, поля, на луг, на реку, в сад и т.д. Пусть они там свободно наблюдают жизнь природы, весело бегают и играют, исполняют тот или другой посильный для них труд, - вот где все их способности будут приведены в действие, где они начнут усиленно функционировать и где индивидуальность каждого из детей начнет развиваться гармонически и многосторонне. Этот клич к природе, который поднял еще Руссо, должен быть нами глубоко продуман и сделан исходною точкою целого ряда мероприятий, предпринимаемых нами ради воспитания наших детей. К числу их принадлежат, например, создание загородных поселений, лесных школ, организация экскурсий и т.д.
Вообще говоря, теория свободного воспитания не смотрит на детей как на пустые сосуды, которые предстоит наполнить готовыми истинами в области религии, нравственности, искусства, научного знания и т.д. Она смотрит на детей как на постепенно формирующихся, путем творческой деятельности, творческих личностей, она смотрит на них как самобытных, самостоятельных искателей высших духовных ценностей жизни. Эти духовные ценности жизни не могут быть внедрены извне, они должны быть творчески созданы изнутри каждою отдельною личностью самой для себя.
Теория свободного воспитания признает право детей выбирать себе ближайших воспитателей и отказываться и уходить от своих родителей, если они оказываются плохими воспитателями.
Три великие задачи, согласно теории свободного воспитания, ложатся на современного человека. Это - освобождение ребенка, освобождение самого себя и освобождение общества. И все эти три задачи находятся в теснейшей связи друг с другом, и все они могут быть разрешены только одновременно, потому что разрешение каждой из них предполагает разрешение двух остальных.
Петр Федорович Каптерев
Русский педагог и психолог, один из наиболее выдающихся отечественных педагогов конца XIX - начала XX столетия, выступал как критик теории свободного воспитания. Этой проблеме П.Ф. Каптерев посвящает свою книгу "Новая русская педагогия. Ее главнейшие идеи, направления и деятели", в которой он пытаясь выделить позитивные стороны свободного воспитания, также раскрывает те нерешенные проблемы, которые в нем содержались.
По мнению П.Ф. Каптерева, вопрос о свободном воспитании в начале XX века находился лишь на первой ступени своего развития, когда свободное воспитание старалось отвоевать себе место в педагогии, защитники его резко критиковали другие системы воспитания, как устаревшие и неправильные, и выставляли на вид разнообразные достоинства новой системы - свободного воспитания. Автор убежден, что в современной постановке вопроса много полемики, жалоб на старое воспитание и сравнительно мало положительного развития нового начала. П.Ф. Каптерев считал наиболее ценным в свободном воспитании - свободы к индивидуальному развитию: свободное воспитание есть само по себе высшая цель, или оно есть только средство к какой - либо другой цели? "Что и говорить, свобода прекрасна сама по себе, но для педагога, вся забота которого состоит в попечении о правильном и широком развитии личности, в проявлении всех ее свойств и, как следствии этого, в полноте и напряженности жизни, свобода есть условие индивидуального развития и воспитания личности".
Проблема индивидуального развития тесным образом связана с другой проблемой - личная одаренность людей. Для раскрытия индивидуальности и нужна свобода. Только при этих условиях человек может проявить себя, свое духовное лицо, жить и развиваться как именно такой человек, а не другой, чтобы он развивался согласно со своей личной природой, а не по общему шаблону. Без индивидуального воспитания невозможна полнота личной жизни, а индивидуальное воспитание невозможно без свободы. Индивидуумы различны, их воспитание различно, а, следовательно, и свобода личностей различна. выражение - свободное воспитание - чрезвычайно неопределенно, оно получит ясное содержание лишь после того, как будут исследованы и формулированы различные виды одаренности, а вместе и различные виды необходимой для развития свободы. По мнению П.Ф. Каптерева:" проблема свободного воспитания приводится к вопросу о связи и взаимодействии поколений, об отношении личности к обществу, этому основному педагогическому вопросу, около которого вращается вся история педагогики. Эту основную проблему и свободного, и принудительного воспитания защитники свободного образования сознали и обдумали недостаточно, односторонне, имея постоянно в виду только личность, а не общество."(17. С. 264)
Каптерев отмечал еще один пропуск в рассуждении защитников свободного воспитания - это пренебрежение педагогов - освободителе к интересам старшего поколения. " Учитель должен терпеть все и не сметь даже требовать к себе вежливого отношения со стороны детей; родители также должны жертвовать детям всем, своим отдыхом, своими удобствами.
"Но разве родители и даже учителя не имеют права на собственную жизнь"? Нельзя же в самом деле ставить такое требование, чтобы взрослые жили исключительно для детей, как этого требует, например, Э. Кей в своей книге "Век ребенка": "Несомненно, что дети имеют права, а родители обязанности в отношении к детям; но и дети, в свою очередь, не имеют ли обязанностей к своим родителям и учителям, а последние прав?" (17. С 211)
"Последователи свободного воспитания не проводят в своих предложениях относительно воспитания равноправия сторон. Да и провести такой принцип в том смысле, как они его понимают, невозможно. Равноправие сторон в воспитании заключается в том, что каждая сторона должна иметь столько прав, сколько она может нести обязанностей."(17.С 211)
Такие взгляды в корне ошибочны, потому что отдельная личность не может быть мыслима вне отношения к мировой жизни, вне связей с окружающей природой и обществом и вне крупного влияния их на все ее развитие; весь организм современного человека пронизан наследственными влияниями и есть результат многовекового не личного, а общественного, племенного, человеческого и даже животного развития. "Уберечь дитя от влияния общественности невозможно, а следовательно индивидуалистического воспитания, в строгом смысле слова, не существует. Не человечество, не человек вообще суть отвлечения, реально не существующие, а отдельная личность, потому что она не может жить вне общества; она соткана из общественных элементов и питается общественными соками. Словом, вне общественности личность есть ничто," - таково убеждение П.Ф. Каптерева.
В 20-е годы в Советской России появилось несколько авторских школ свободного воспитания:
Школа жизни Н.И. Поповой (1919 г);
Школа О.В. Кайдановой (1922 г);
Школа детской радости (школа - коммуна) С.М. Ривеса, Н.М. Шульмана (1921)
Однако изменившаяся политическая ситуация 30-х годов, наступление тоталитарного режима в СССР ликвидировала школы свободного воспитания, педоцентристская революция потерпела поражение, и в советской школе до начала 80-х годов установились авторитарные тенденции.
Вторым направлением теории и практики свободного воспитания XX века стала педагогика ненасилия .
Овладение этикой и психологией ненасилия - длительный процесс, зависящий от желания людей достичь более справедливого общества, от стремления начать осуществление воспитания подрастающего поколения в соответствующем духе. В определенной мере призвана решить данную задачу педагогика ненасилия. Известный французский педагог - гуманист С. Френе сказал: "Будущая демократизация общества готовится демократизацией школы; авторитарная школа не может сформировать будущих граждан демократического общества"
Важно уже с самого раннего детства научить ребенка взаимодействовать с другими не насильственной основе, приобрести такие качества, которые объективно делают человека более сильным, независимым, свободным, способным принимать решения самостоятельно, максимально учитывая интересы и потребности других людей, когда чувство долга органически сочетается с собственными устремлениями и желаниями. А для этого необходимо, чтобы сама педагогика постепенно перестроилась с авторитарных позиций на демократические, чтобы она сама в полной мере стала педагогикой ненасилия.
Отсюда становится понятным, что педагогика ненасилия - это не столько какое - то самостоятельное течение или теория, хотя она и преследует свои специфические задачи, сколько движение прогрессивных педагогов и всех людей, связанных с делом воспитания, против принуждения, подавления достоинства детей, развития способности у них к ненасильственному взаимодействию с природой, человеком, миром в целом.
В основе ненасильственного действия лежит способность предоставлять свободу другим и самому себе.
Проблема свободы, ответственности широко обсуждается в экзистенциальной, гуманистической философии, психологии и педагогике. Согласно К. Роджерсу, достижение свободы возможно лишь в том случае, если человек, приобретя способность быть самим собой, научившись прислушиваться к себе, принимать себя, ориентироваться не на мнение других, а на собственный опыт, в то же время - обретет способность принимать и понимать другого человека. Он отмечает: "Чем больше я открыт тому, что происходит во мне и в другом человеке, тем меньше во мне стремление к "фиксированным точкам". Когда я пытаюсь прислушиваться к себе и к тому, что происходит во мне, тем больше уважения я испытываю к сложному процессу жизни. Я все менее склонен стремиться к "фиксированным точкам", ставить цели, воздействовать на людей, манипулировать ими и толкать их на путь, по которому, мне кажется, они должны идти".
Педагогика ненасилия - одна из форм снятия этого противоречия. В основе ее лежит признание субъективной свободы всех сторон педагогического взаимодействия, которая базируется, как было показано, на ответственности и сознательной дисциплине сторон, способности в максимальной степени учитывать взаимные интересы, приходить к компромиссам и соглашениям, а также способности совмещать интересы и желания сторон, эмоционально переживать их как общие интересы и желания.
В мировой практике обучения и воспитания в духе ненасилия накоплен значительный опыт в решении первой группы задач, имеется определенный опыт в этом направлении и в нашей стране.
Так, практически во всех развитых странах имеются специальные программы по воспитанию подрастающего поколения в духе мира. Например, в США этой проблемой занимается ряд неправительственных организаций, таких как: "Педагоги за социальную ответственность", "Союз обеспокоенных ученых", "Организация учеников и учителей за предотвращение ядерной войны" и др. Издано большое количество учебных пособий по проблемам мира и ядерной войны.
В нашей стране, к сожалению, нет целостной программы воспитания в духе мира и ненасилия. В учебном процессе долгое время вся работа ограничивалась традиционными уроками мира и эпизодическими классными и внеклассными мероприятиями, носившими чисто пропагандистский характер. И лишь в последнее время предпринята попытка обобщить первый позитивный опыт в работе по данной проблеме членами движения "Педагоги за мир и взаимопонимание".
Современные теории этики ненасилия основываются на учениях таких философов, ученых, писателей и общественных деятелей, как М. Ганди, М.Л. Кинг, Н. Рерих, Л.Н. Толстой, А. Швейцер и другие.
Центральным понятием этической концепции Л. Н. Толстого является положение о непротивлении злу насилием. Л. Толстой считает, что нельзя отвечать злом на зло, что это не убивает последнее, а возрождает его тысячекратно. В то же время непротивление не есть равнодушное принятие зла, пособничество ему, но напротив, плодотворное средство противоборства злому. Суть непротивления состоит в том, чтобы бороться со злом в человеке и любить одновременно в нем человеческое, бороться со злом в самом себе, ненавидя в себе злое и любя одновременно в себе всеобщее духовное начало.
С идеями Толстого тесно перекликаются мысли выдающегося индийского философа и политического деятеля М. Ганди. Он заменяет толстовское непротивление злу насилием ненасильственным сопротивлением. Ему принадлежат идеи "сат" - открытость, честность, справедливость; "ахимса" - отказ от причинения боли другим; "тапасья" - готовность к самопожертвованию.
Суть ненасильственного действия по М. Ганди - это ориентация на другого человека, выступающего оппонентом или являющегося врагом. Попытка встать на его точку зрения, понять его часть истины - основа для правильного принятия решения и его ненасильственного воплощения в жизнь. Примером может служить сама жизнь М. Ганди и его политическая деятельность.
По мнению Н. Рериха, учение и воспитание должно иметь продуктом человека, достигшего высокого уровня самосознания. Такого, при котором полностью исключается "насилие вовне" и становится возможным и необходимым "насилие вовнутрь", т.е. самовоспитание, самодисциплина, самосовершенствование. Воспитательный идеал учения - свободная, творческая личность, ориентированная на свое окружение, на коллектив тружеников, на мир в целом.
Широкую известность приобрели также взгляды М.Л. Кинга, который был баптистским священником и лидером движения за гражданские права в США в 1950 - 60 гг. Продолжая традиции М. Ганди, он внес крупный вклад в философию и теорию ненасилия. В одной из своих наиболее ярких книг "Путь к свободе" он последовательно излагает шесть принципов ненасилия - то, что называется концепцией Кинга.
В педагогике ненасилия следует обратиться к разработкам, сделанным психологами, в частности, А. Маслоу и К. Роджерсом.
А. Маслоу является основоположником теории самоактуализации личности. Коротко, суть самоактуализации состоит в том, что человек должен обрести способность "...стать тем, кем он способен стать». Он сможет реализовать себя в жизни в соответствии со своими метапотребностями: истиной, красотой, совершенством, простотой и др., о которых на уровне сознания он может и не подозревать.
Принципиальное значение для педагогики ненасилия имеют взгляды известного представителя гуманистической психологии К. Роджерса. Как уже ранее отмечалось, основным отправным пунктом его концепции является признание субъективной свободы человека. Достижение свободы возможно лишь в том случае, если человек приобретает способность быть самим собой, прислушиваться к себе, принимать себя, ориентироваться не на мнения других, а на собственный опыт, в то же время, научиться понимать и принимать других людей. По его мнению, нельзя людям навязывать что - либо, принуждать их делать то, что кажется кому - то необходимым.
Теоретические идеи К. Роджерса нашли конкретное выражение в его практической деятельности в качестве психотерапевта и в его педагогических взглядах. Психотерапевтическая помощь только тогда даст необходимый эффект, когда терапевт будет руководствоваться следующими принципами: полное принятие или безусловное положительное отношение к клиенту как личности; адекватное эмпатическое понимание чувств клиента и того смысла, который они имеют для него; конгруэнтность, т.е. способность психотерапевта в работе с клиентом оставаться самим собой (19)
Психотерапевтические находки К. Роджерс переносит в педагогическую практику. Центральное место здесь он отводит процессу учения, а не процессу преподавания. Он выдвигает положение о двух типах учения: "когнитивное учение" и "опытное учение". К. Роджерс критически оценивает теории, в основу которых положено понятие "усвоение знаний". По его мнению, ценным является только учение, основанное на собственном опыте, только оно является значимым для личностного развития учащихся и их эмоциональной сферы, и несущим в то же время значительный когнитивный потенциал. Отсюда основная цель педагога - помочь детям достичь полноты своего самоосуществления, стимулировать тенденцию к личностному росту, создавать для этого необходимую атмосферу.
Роджерс считает, что всего этого учитель может достичь, если будет руководствоваться следующими принципами (19. С 24-25):
На всем протяжении учебного процесса демонстрировать детям свое полное к ним доверие;
Помогать учащимся в формулировании и уточнении целей и задач, стоящих как перед группами, так и перед каждым учащимся в отдельности;
Всегда исходить из того, что у учащихся есть внутренняя мотивация к учению;
Всегда выступать для учащихся как источник разнообразного опыта, к которому можно обратиться за помощью, столкнувшись с трудностями в решении той или иной задачи;
Развивать в себе способность чувствовать эмоциональный настрой группы и принимать его;
Быть активным участником группового взаимодействия;
Открыто выражать в группе свои чувства;
Стремиться к достижению эмпатии, позволяющей понимать чувства и переживания каждого школьника;
Хорошо знать самого себя.
Известный вклад в проблему воспитания в духе ненасилия внес В.А. Сухомлинский, которого по праву можно отнести к классикам современной отечественной гуманистически ориентированной педагогики.
Константин Николаевич Вентцель
Вентцель Константин Николаевич (1857-1947) - русский педагог, теоретик и пропагандист свободного воспитания. Его основные работы: «Современный момент и свободное воспитание», «Декларация прав ребенка», «Теория свободного воспитания и идеальный детский сад», «Основные задачи нравственного воспитания» и др. Он считал, что цель воспитания должна вытекать «из природы того, кого мы воспитываем и образовываем». Основой воспитания должен выступать «сам индивидуальный конкретный ребенок», который обладает равными со взрослыми правами. Школы должны быть автономны от государства, что позволяло бы их организаторам создавать независимое, самоуправляющееся, доступное и бесплатное учебно-воспитательное учреждение, которое будет находиться в ведении общин или свободных союзов граждан. Отстаивал право самоопределения ребенка во всех областях жизни, в том числе и в религиозной. Отдавал приоритет развитию воли человека, понимаемой им как «психическая активность вообще». В двадцатом столетии стал сторонником разработки космической педагогики: «основою космического воспитания (выступает) естественное единство воспитываемой личности с жизнью всего беспредельного космоса ».
Коджаспирова Г. М., Коджаспиров А. Ю. Педагогический словарь: Для студ. высш. и сред. пед. учеб. заведений. - М.: Издательский центр «Академия», 2001, с. 17-18.
Нечего было и думать опубликовать мою работу в Советском Союзе. Да и будь то возможно, сам я к тому времени числился в черных списках. Рукопись ушла в Париж, в тамиздатный сборник «Память», но КГБ распотрошило ленинградскую его редакцию, арестовав составителей, и очередной сборник не родили.
Чтобы посоветоваться, где печатать, дал я почитать очерк коллеге Георгию Владимову, но 5 февраля 1982 года у него провели обыск, и мою рукопись забрали. Я думал, копий больше нет, и смирился. А годы спустя в Вологде умерла замечательная женщина, хранительница части моего архива Татьяна Василевская. У нее в бумагах объявился экземпляр сочинения, которое я доработал и предлагаю вниманию читателей.
Из анархистов в толстовцы
Большинство его коллег в послереволюционной России и в эмиграции полагало, что он исчез, подобно многим другим в годы террора. Почти не встретишь ссылок на него в сочинениях столпов советской педагогики (Крупской, Шацкого, Блонского, Макаренко). Редко мелькнет имя в трудах по истории советской педагогики, а его плагиаторов тщательно изучали и называли основоположниками тех идей, которые принадлежат ему. Философа Вентцеля на русском интеллектуальном горизонте не существует.
Длинный список книг, изданных Вентцелем за тридцать лет энергичной работы в педагогике и публицистике в столь важный период их развития, начат в прошлом веке и обрублен в 1923-м. После этого он стал затворником. Вышел из игры, а точнее, «его вышли». Четверть века жил схимником, в добровольном домашнем заточении, бедствовал, чудом избежал ареста и писательствовал до конца, даже больным. В 1947-м он чуть-чуть не дотянул до девяноста. Главное, что сделано, осталось в тетрадках, которые он тайно писал в сталинское время.
Константин Николаевич Вентцель родился в 1857 году в Петербурге в дворянской семье. Отец его, действительный статский советник, окончив университет, служил столоначальником в канцелярии Петербургского генерал-губернатора. Дед со стороны матери был педагогом, составлял хрестоматии по немецкому языку. Семья из-за перемещений отца по службе жила в Одессе, Варшаве, Вильне. После гимназии и реального училища Вентцель поступил в Санкт-Петербургский технологический институт. Но интересовался больше гуманитарными науками и поэтому вскоре бросил Техноложку и пошел в университет на юридический факультет.
В начале восьмидесятых он увлечен революционной деятельностью. «Чему вы нас учили и учите с детства?» - возмущается он в дневнике. Юношеский критицизм ищет опору. В двадцать лет в поисках активных действий он не находит ничего лучшего, как примкнуть к «Народной воле». Набитый наивными идеями о братстве, юноша Вентцель размышляет о роли индивида в таком братстве. «Путем логических рассуждений я пришел к отрицанию ответственности человека», - запальчиво заявляет он и поясняет, что люди будут поступать «по своему собственному влечению, во имя собственного счастья, а не во имя сознания какой-либо ответственности».
Вскоре, одумавшись, Вентцель умеряет свой анархизм: «Я хватил несколько через край... каждый индивидуальный человек сознает себя ответственным за свои поступки». Он расходится со своими недавними единомышленниками. «То общее впечатление, которое я вынес из столкновений с «новыми людьми», - это холод, отсутствие теплого, хорошего, жизненного чувства. Ей-Богу, мертвечиной пахнет...»
Он говорит, что между новыми людьми нет органической связи, скука, им не о чем говорить, кроме как читать вслух нужные книги. «Итак, моим принципом и краеугольным камнем всегда остается индивидуальный человек, его внутренний душевный мир, его счастье».
Больше ему не по пути с теми, кто хотел усовершенствовать мир путем насилия. Он штудирует Спенсера и других западных философов, пишет стихи. И вдруг - арест. Не его наивные споры о будущем человечества с самим собой в дневниках, не конспекты древних философов и стихотворения, а воззвание к рабочим, им раньше сочиненное, которое нашли при обыске у его бывших единомышленников вместе с народовольческой литературой, послужило поводом для тюрьмы. Через месяц была арестована его жена. Поводом для привлечения ее к дознанию послужила переписка с мужем, из которой «было видно ее знание о его участии в революционной деятельности», то есть - недонос.
В тюрьме он сидит вместе с народовольцами, с которыми после, когда их сослали в Сибирь, много лет переписывается. В камере он много читает и пишет. Статус политического заключенного обеспечивает ему это право. Дневник скупо сообщает о тюремных буднях: уголовные выносят у политических парашу.
Первые мысли о свободе воспитания Вентцель записывает в камере в 1885-м. Он перечитывает Руссо и заявляет, что не добродетельный человек составляет смысл воспитания, но - живой человек. Цель - в воспитании человека, который чувствовал бы полноту жизни, понимал жизнь и хотел увеличить эту сумму жизни в себе и других, в человечестве и в мире. Человек «свободен от господства всякого авторитета и предания и, руководствуясь строгой критикой, самостоятельно вырабатывает свое миросозерцание и, постоянно проверяя его критически, вносит в него поправки».
Здесь, в тюрьме, намечается расхождение вентцелевского гуманизма с марксизмом и его русскими энтузиастами, причем сразу по существу. «Как сказал Иисус Христос: «Суббота для человека, а не человек для субботы», так и мы должны сказать: «Общество для личности, а не личность для общества». Вентцель поясняет: «Я безусловно против всякого насильного братства (выделено им. - Ю.Д. ) и потому против того коммунизма, который отрицает право личности на продукт своего труда. Прежде всего должно быть обеспечено это право, что же касается другой, более высокой в нравственном отношении экономической формы, построенной на принципе: «Труд по силам, распределение по потребностям», то она должна быть, по-моему, результатом свободного соглашения людей между собой, свободного общественного договора».
Вентцель отcидел тринадцать месяцев, жена шесть. Затем оба высланы в город Бобров Воронежской губернии под гласный надзор полиции «для проживания вне местностей, объявленных на положении усиленной охраны», говоря языком полицейского протокола. В ссылке Вентцель сочиняет статьи о свободе воли, переписывается с Владимиром Короленко, который с удовольствием прочитал в рукописи статью Вентцеля «Мораль жизни и свободного идеала». Во взглядах обоих обнаружилась близость. Короленко заметил: «...я уже довольно давно не удовлетворяюсь так называемыми рациональными системами нравственности».
Пытаясь определить свое место под луной, Вентцель называет себя писателем по этическим и педагогическим вопросам. Он энергично занимается философией, дискутирует в письмах с философами. Ему близок в это время утилитаризм Джона Милля, соединенный с альтруизмом: наибольшее счастье наибольшего числа людей.
После ссылки Вентцель перебирается на жительство в Москву. Как политически неблагонадежному ему не разрешается пребывать на государственной службе. Он зарабатывает уроками музыки, затем журналистикой, заведует редакцией журнала «Известия Московской Городской Думы».
Конец века застал Вентцеля сосредоточенным на социально-педагогических проблемах. В разумном решении их он видит выход из тупика, в который, по мнению части интеллигентов, углублялось русское общество. Существовавшая система образования была заимствована в Австрийской империи и затем усовершенствована на прусский манер. Школа как институт, через который государственная верхушка стремится законсервировать следующее поколение в рамках дозволенного сегодня, не вызывает у Вентцеля симпатии.
Выход из порочного круга он видит по-толстовски - в нравственном усовершенствовании. Более совершенное общество невозможно без свободного воспитания. «Принцип абсолютной власти нашего поколения над будущим должен быть поколеблен», - пишет он. Его печатают журналы «Вестник воспитания», «Образование», «Педагогический листок». В 1896 году выходит его труд «Основные задачи нравственного воспитания». Он предлагает свою программу Педагогическому обществу при Московском Университете, ведущему полемику с «бюрократической школой». С этого времени его можно считать ведущим теоретиком свободного воспитания.
Существовала целая научная школа, в которой тронное место принадлежало, конечно, Льву Толстому. В России тему разрабатывали А.Зеленко, Ф.Рау, Л.Шлегер, И.Никашидзе, С.Дурылин, М.Клечковский, А.Дауге, супруги Н. и М.Чеховы, супруги Е. и А.Фортунатовы. Эти имена выкинуты из истории русской педагогики или по сей день толкуются превратно. Вентцель близко сходится с выдающимся толстовцем И.И.Горбуновым-Посадовым, издателем и редактором известного либерального журнала «Свободное воспитание».
Против рабства души
В идеях свободного воспитания, носившихся в европейском воздухе, обрели второе рождение (с поправкой на новую эпоху) мысли Руссо о естественном воздействии на ребенка. Их развивала шведская писательница Э.Кей, теоретик анархизма П.Кропоткин, американский философ Джон Дьюи, французы С.Фор и П.Робен, итальянка М.Монтессори. На Западе и, особенно, в США и сейчас есть детские сады и школы, следующие их методам. В России все это задушили в конце двадцатых. Но именно Вентцель подвел под русскую версию фундамент и построил перспективу. Он предложил идею постепенности духовного и нравственного усовершенствования людей в обществе будущего, исходя не из потребностей общества, а - из потребностей личности.
Его упрекали за то, что он недооценивал роль интеллекта, полагаясь на волю и чувства. А он отвечал оппонентам, что рассудочно построенная система образования даст еще меньше и станет узко политической. Как в воду глядел!
Отделение школы от государства - одно из главных положений теории свободного воспитания, выдвинутое в 1905 году в качестве опорного принципа Обществом философии и психологии, членом которого был Вентцель, написавший тогда статью «О применении принципа свободы к воспитанию и образованию». Так же вентцелевская теория относилась к религии. Не противник религиозного воспитания, он полагал, что не должно задаваться целью внедрить в сознание ту или другую религию в ее ортодоксальном виде.
За этим последовали практические шаги. Он организует семейные школы, названные им «школами жизни» и бывшие тогда синонимами свободных школ. Вентцель полагал, что ребенок должен получать знания в таком количестве, как он пожелает, и тогда, когда в этом чувствует потребность. Он против школьной (т.е. идущей сверху) регламентации, что ребенку можно, а что нельзя. В это время им пишется книга «Борьба за свободную школу». Слово «борьба» в терминологии Вентцеля понимается как полемика, стремление, убеждение, но никак не в современном смысле.
Он против насилия над личностью ребенка, его волей, против полицейского надзора за школьниками и образом их мыслей, против формализма в школе и идеологической узости преподаваемых предметов. До весны 1906 года работает свободный Семейный детский сад, затем создается Дом свободного ребенка. Это община для детей, и родителей, и педагогов, противопоставляемая министерской школе. Дом с его естественным воспитанием просуществовал менее года и был закрыт. Не сдаваясь, Вентцель создает родительский клуб - с библиотекой, справочным бюро, мастерской для труда, музеем игрушек, лабораторией, естественно-историческим кабинетом.
Вентцель налаживает издание собственного журнала «Правда», название которого позже использовали большевики. Цель редактора - стремиться к истине, избегать идеализации некоторых доктрин. В журнале плюралист Вентцель охотно печатал таких разноплановых авторов, как А.Богданов, А.Луначарский, М.Ольминский, С.Мельгунов, П.Маслов, И.Скворцов-Степанов, М.Покровский.
В 1905 году Вентцель пишет статью «Революция и требования нравственности», которую напечатать не удалось: «Не революция является верховным судьей нравственности, но она сама, ее ход, ее формы подлежат верховному суду нравственности...» Мысль о роли личности в катаклизмах истории не оставляет его. Размышляя о свободе, он выделяет три ее ступени: 1) освобождение ребенка (педагогическая задача), 2) освобождение самого себя (этическая задача); 3) освобождение общества (политическая задача).
Одним из первых он обнаружил пробел в теории Маркса: отсутствие психологических компонентов, о чем сейчас написано много. Отправляясь от марксовой идеи освобождения человека экономически (т.е. видимого внешнего рабства), Вентцель призвал к освобождению от рабства души. Люди всю свою жизнь являются орудиями в чьих-то руках, мыслят чужими мыслями, чувствуют чужими чувствами, послушны чьей-то воле. Он предупреждает о великой нравственной ответственности тех лиц, которые дают лозунги: «Авторитеты - это ужасные призраки, которые витают среди темной ночи, в какую погружено современное человечество».
Неожиданно в 1908 году Вентцель резко отмежевывается от Толстого, единомышленником которого его всегда считали. Он отрицает «внушение добра», считая это тонким насилием, взамен грубого. Авторитет живого еще Толстого слишком велик, чтобы ему перечить. Горбунов-Посадов отказался печатать статью.
В споре проглядывает вентцелевская принципиальная пoзиция, а именно - доверие к следующему поколению, гарантия этому поколению права выбирать, куда и зачем стремиться. «Для своего нравственного прогресса, - размышляет Вентцель, - человечество нуждается в возможно большем числе индивидуальных свободных творцов новой независимой самобытной нравственности и в возможно меньшем числе представителей «стадной морали».
Его скептическое отношение к государственной машине не связано с системой правления, его критицизм носит глобальный характер. «Так называемое государство, - пишет Вентцель, - это не воплощение высшей формы общества, это великое противостояние для развития этой высшей формы, это великое препятствие, стоящее на пути к достижению ее».
«Нужно ли обучать детей нравственности?» - так называет он лекцию, прочитанную в 1912 году. Метод воспитания нравственности должен быть методом освобождения творческих сил в ребенке. «Для целей свободного искания детьми высшей личной нравственности и свободной выработки в детях независимых нравственных воззрений лица, поставленные обстоятельствами в качестве руководителей детей, должны стремиться доставить последним возможно более широкий и полный материал из области поисков человечеством высших форм нравственности».
В противном случае нравственность становится дрессировкой. Во что превращаются перегибы, Вентцелю ясно. «Так эта утрировка разумную любовь к родине превращает в кичливое национальное самохвальство, в драчливый национализм и пошлый шовинизм». Речь тут идет о французской школе, которая дает, по мнению Вентцеля, наглядный пример нежелательных форм для нас.
Вскоре выходит собрание сочинений Вентцеля в двух томах: 1-й - Этика творческой личности, 2-й - Педагогика творческой личности. На Всероссийском съезде по семейному воспитанию в 1913 году Вентцель читает доклад «Свободное воспитание и семья», на тезисах которого необходимо задержаться. Автор доклада систематизировал свои принципы свободного воспитания в десяти пунктах, предлагая их школе нового этапа развития русского просвещения.
Во-первых, теория свободного воспитания исходит из принципа многообразия воспитания: сколько детей, столько систем воспитания.
Во-вторых, воспитание не есть умышленное формирование ребенка сообразно идеалу, но процесс освобождения творческих сил в ребенке.
В-третьих, высшая цель воспитания - развитие творческой индивидуальности.
В-четвертых, индивидуальность не стоит в противоречии с общественностью и культурой, но, наоборот, истинная общественность и истинная культура связаны с развитием индивидуальности.
В-пятых, важна самодеятельность ребенка, ее активный характер.
В-шестых, необходимо соприкосновение ребенка с природой.
В-седьмых, на первом плане развитие психической активности и воли, без которых воспитание не будет гармоничным.
В-восьмых, воспитание должно вести к способности ставить себе сознательно цели и стремиться к их достижению.
В-девятых, базис воспитания - свободный творческий производительный труд.
И в-десятых, нужно содействие ребенку в выработке личной нравственности и личной религии. Всякое обучение тому или другому кодексу морали должно быть отвергнуто.
Можно представить себе, сколько у Вентцеля оказалось противников! Его обвиняют в полной нереальности целей, которые он ставит. Тем не менее книга «Теория свободного воспитания и идеальный детский сад» выдержала три издания. Доклад автора был послан в США. Кризис образования становится, однако, второстепенным: страны втянуты в мировую войну и в последующие затем российские события.
«Родители всех стран, соединяйтесь!»
С публицистической страстью, равной по силе и пламенности разве что толстовской, Вентцель выражает суть войны в одном слове: человеконенавистничество . Он пишет и сам распространяет «Открытое письмо ко всем людям и всем народам» под заглавием «Военная забастовка». Мысль его проста и пряма. Люди ссылаются на царей и глав государств, присваивающих себе право объявлять и начинать войну по собственному произволу. Но это не так: ты сам являешься виновником войны.
Сущность военной забастовки, объясняет он, заключается в том, что люди отказываются от всякого прямого или косвенного участия в том деле, которое называется войной. Призываемые к исполнению воинской повинности отказываются от отбывания последней. Солдаты отказываются от несения солдатской службы, отказываются стрелять и исполнять распоряжения начальства, направленные к пролитию крови и нанесению вреда врагам. Инженеры и рабочие, работающие на военных заводах, отказываются изготовлять смертоносные орудия, взрывчатые вещества и ядовитые газы. Техники-изобретатели отказываются совершенствовать способы смертоубийства, которые дают возможность отправить на тот свет больше людей. Служащие железных дорог отказываются перевозить войска и снаряды, грузчики - грузить последние в вагоны и морские суда. Журналисты отказываются писать статьи, оправдывающие войну и ее ужасы и затемняющие сознание читателей неверным освещением событий. Дон Кихот Вентцель один вышел в утопический бой против армий нескольких стран.
Насилие остается для Вентцеля насилием, будь то война или революция. Не питает он иллюзий ни в феврале 17-го, ни позже, в октябре. 14 апреля 1917 года одновременно с апрельскими тезисами Ленина были оглашены «Апрельские тезисы Вентцеля». В отличие от большевиков, Вентцель призывал: «Школа не должна служить орудием для осуществления тех или других преходящих политических задач». Он доказывает необходимость самостоятельности школы и отделения ее от государства.
Большевистская партия звала пролетариев объединяться. А он призывал: «Дорогу ребенку и вообще молодежи! Долой тиранию взрослого поколения! Освобождение молодежи от всех видов педагогического порабощения!» Он всегда выступал не вовремя, мешал. И этого не забывали.
Да, была в этом маниловщина. В публикации «Уничтожение тюрем» (апрель 1917-го) он призывал разбить все тюрьмы и вместо них создать Дворцы Просвещения. Его тревожат судьбы и свобода интеллигенции, если власть захватит пролетариат (статья «К вопросу об интеллигентном пролетариате и его задачах»). Пытаясь спасти детей, будто заранее зная о миллионах беспризорных, которые появятся в следующем десятилетии, он обращается ко всем народам планеты с «Декларацией прав ребенка». Она представляется более значительной, чем та, которую приняла ООН полвека спустя.
Свободная школа - это школа для свободных детей, независимая от политической конъюнктуры, школа развития личностей, а не послушных исполнителей воли той группы лиц, которая в данное время находится у власти. Вентцель понимает то, к чему глухи разрушители старой школы. Расплата за педагогическое невежество наступит позднее и отразится в следующих поколениях на всех, в том числе на детях и внуках тех, кто насилием утвердил свою правоту и заставил молчать других.
И все же он еще симпатизирует социализму. Миф русских толкователей марксизма о создании в скором будущем бесклассового общества он рассматривает всерьез. Капитализм, полагает он, может осуществить свободное воспитание только частично. А при социализме - «более или менее полностью». Капиталистическому обществу не нужны творческие личности, а тут наступает расцвет. Вентцель надеется, что социализм, вслед за обеспечением прав взрослых, обеспечит и права детей.
Критика царской школы сторонниками свободного воспитания сейчас выглядит нелепо. Отвергая старую школу, они помогали приходу ей на смену новой с ее идеологизированной педагогикой. После революции власти сперва не знали, что с Вентцелем делать. За теорию, которая сделала его известным в прошлом веке, зацепились большевики, ибо своих идей по части образования не имели. Но он вместо лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» выдвинул лозунг: «Родители всех стран, соединяйтесь ради блага ваших детей!»
Призыв этот, мягко говоря, повис в воздухе. А создатель лозунга не сдается. В 1918 году он призвал молодежь организовать новую партию - партию педагогического освобождения . В партию эту вступил один человек - он сам.
Первое время в рамках школы можно было экспериментировать, ведь до революции большевики обещали создать школу как «свободную ассоциацию учащихся». В 1910 году Крупская писала Горбунову-Посадову, что в области педагогики они даже единомышленники. После Октября, когда большинство учителей отказалось сотрудничать с новой властью, Наркомпрос пригласил специалистов в области свободного воспитания (и Вентцеля первым в их числе), обещая «создать свободную народную школу».
Некоторое время сторонниками свободного воспитания оставалась группа ответственных работников Наркомпроса (Лепешинский, Окуньков, Полянский, Познер, Шульгин, Терехова). В 1918 году П.Лепешинский, возглавлявший отдел реформ Наркомпроса, даже спорил с Лениным, что новая школа должна быть самоуправляемой коммуной. Вентцель мог подать голос в защиту аполитичности образования. В двадцатых годах еще можно увидеть амбивалентную оценку его деятельности.
Тогда писали даже, что «идеи Вентцеля оказали значительное влияние на советскую педагогику 1917-21 годов, но это влияние не могло быть продолжительным ввиду наличия элементов идеализма и индивидуализма в педагогической системе В., с одной стороны, и непонимания В. классовой природы всякой педагогики, - с другой». Однако вскоре заговорили о проникновении в советскую школу мелкобуржуазных толстовских идей. И вот перестает существовать не только журнал «Свободное воспитание», но и невинное просветительское издательство Горбунова-Посадова, а ему с женой, тоже известным педагогом, рекомендуют уехать в Украину.
Часть педагогической интеллигенции сумела довольно быстро приноровиться к новым требованиям. Философ-идеалист К.Корнилов стал методологом перестройки психологии на основе диамата. Психолог-идеалист П.Блонский, которого тоже обвинили в анархизме и мелкобуржуазности, порвал с эсеровской партией и заявил: «Дух Октябрьской революции вдохновлял меня в моей педагогике». За это Блонского вскоре назначили профессором Московского университета. Корнилова и Блонского я называю идеалистами только потому, что они сами считали себя таковыми до революции. Вчерашний единомышленник Вентцеля Станислав Шацкий, который призывал к воспитанию личности, независимой от государства, вступил в партию большевиков и стал директором консерватории. Он легко сменил свободное воспитание на модный «соцвос» и заявил о необходимости привития детям коллективистских инстинктов, требуемых Наркомпросом.
Симпатии Вентцеля к новой власти недолги, компромисс больше неприемлем. Вскоре он уже не считает ее ни законной, ни стабильной. Ему предлагают второстепенную работу для Наркомата просвещения. Он голодает, мерзнет, но педагогическую позицию, в отличие от более гибких коллег, менять не собирается. Школа должна быть автономна, вне политики, и все тут!
Вентцель уверен, что разговоры о пролетарской школьной политике и пролетарской школе - ошибка. Школа чужда узкой политике, как пролетарской, так и буржуазной. «Свободная школа социалистического общества отнюдь не должна и не будет носить классового характера».
Может показаться странным, что в автобиографических воспоминаниях Вентцеля периоду после Октябрьского переворота - пятнадцати годам - отведено десять страниц из четырехсот шестидесяти семи. Трудно поверить, что не о чем было писать. Растерялся? Не понимал, что происходит? Равнодушно воспринимал?
Последние мысли воспоминаний философа печальны: «Я не могу не сознавать того, как ничтожно все, что я успел сделать, сравнительно с тем, что я мог бы и должен был сделать, если бы обстоятельства моей жизни сложились более благоприятно и если бы не пришлось так много сил растрачивать задаром в бесплодной борьбе за существование». Он скупо отмечал, что работает, «несмотря на тяжелые условия жизни и в материальном, и политическом отношении». Заканчивая воспоминания в 1932 году, он пишет так, будто жизнь кончена. Но мы знаем: впереди у него еще пятнадцать лет, и он живет, загнанный в коммуналку, затравленный, но не сдавшийся интеллигент.
Отношение его к тому, что происходит в России, не становится мягче. «На смену империалистического милитаризма идет милитаризм социалистический, - записывает он на обрывке листа. - Из одной только что изжитой нами мировой войны большевики хотят нас толкнуть в новую мировую войну, еще более ужасную по своим размерам, еще более потрясающую по своей жестокости. Неужели мир еще мало насыщен кровью? Неужели человеческая душа еще не устала от всего пережитого за последние годы кошмара злобы, человеконенавистничества? Неужели революционная Германия и другие страны дадут себя увлечь в этот водоворот новой бойни? Не хочется этому верить. Хочется думать, что и в среде русского народа найдутся такие элементы, которые сумеют дать большевикам отпор в этом направлении, а также и в то, что и в Германии и в других странах, поднявших знамя революции, большинство населения не пойдет по тому кровавому пути, на который его зовут большевики».
Вентцель раскованно полемизирует с режимом, опутавшим всю страну.
Религия Творческой Личности
В Москве ему не дают работать, но обещают курс лекций в Воронежском университете и мелкую должностенку в тамошнем Губоно. Показалось, что в провинции далеко до центральной власти. В 1919-м он переезжает в Воронеж. За год до этого туда же, в Воронеж, вынужден был уехать другой видный педагог П.Ф.Каптерев. Фактически Наркомпрос выталкивал на обочину людей, пользовавшихся огромным авторитетом у настроенной против красных идей учительской аудитории, которая не хотела дрессировать детей по Ленину.
Вентцель делает головокружительную карьеру, вызывающую улыбку. За три года он проходит путь наркомпросовского чиновника, начав с должности помощника заведующего подотделом подготовки учителей и кончив заведующим научно-методической секцией Губоно.
В разрухе гражданской войны, когда районы Воронежской губернии многократно переходили из белых рук в красные и наоборот, каждая из сторон использовала школы под казармы и конюшни, а отступая, поджигала, чтобы не достались врагу, помзавподотделом (лексикон времени!) Вентцель пытался собрать разбегающихся учителей. Его отношение к гражданской войне выражено весьма недвусмысленно: «Если война одного народа с другим заслуживает осуждения, то еще большего осуждения заслуживает гражданская война, и горе тому, кто бросает горящий уголек».
Вентцель готовится к курсу лекций в память Л.Н.Толстого в доживающем последние дни Обществе истинной свободы. Ему отказывают: кто-то запретил из Москвы. Он организует в Воронеже Институт народного образования (ИНО), через год преобразованный в факультет Воронежского университета, и начинает читать лекции по философии религии и теории свободного воспитания.
Слухи о тематике мгновенно облетели местную интеллигенцию. Когда он заканчивал, ему аплодировали стоя. «В переполненной аудитории, - писали воронежские педагоги, - присутствовали обычно не только студенты, но и научные работники». Добавим: и сотрудники местного ВЧК, и просто мелкие пролетарии-стукачи.
Великолепным оратором был этот человек, цитировал по памяти философов, музыкантов, писателей на их родных языках. Лекции вызывали много споров и разговоров. После доклада «Революция и нравственность» из-за наступления ночи прения перенесли на следующий вечер. В его лекциях содержались «явно ошибочные и не соответствующие марксистско-ленинской теории положения». Сам Вентцель не хотел понимать, почему его мысли в Воронеже должны соответствовать мыслям Ленина в Москве и даже соображениям Маркса в Лондоне прошлого века.
Органы и не разбирались, о какой философии лектор говорил студентам. В местной газете появилась погромная статья. В ней говорилось: «Мы ему посоветовали бы отправиться для проповеди на другой берег». Он не хотел на другой берег. Он сосредоточился на новой теории, которую назвал «Религия Творческой Личности», - созидательной деятельности человека в атмосфере несвободы и защите личности от диктатуры.
Рамки партийных объединений угнетают его. Чей разум и чья совесть нам предлагаются? - размышляет мыслитель. Массовое убийство людей во время террора - во имя революционной совести? И разум, и совесть сейчас так забрызганы кровью, что лучше их не трогать. Вентцель исписывает в Воронеже целую тетрадь, обсуждая с самим собой эту тему.
Все человечество и Россия переживают великий духовный кризис. Задача - освободить молодое поколение от рабства, которым его опутывает взрослое поколение. «Всякая партийность, - рассуждает он, - какая бы то ни было, есть цепь невидимого рабства и должна быть сброшена, если человек хочет быть в истинном смысле этого слова свободным. Всякая партийность суживает человека, сковывает его и порабощает... Надо отказаться от рабства перед какими бы то ни было лозунгами, а подходить к ним свободно, подвергая их постоянному исследованию и пересмотру. Не конкретная действительность должна приноситься в жертву лозунгам, а лозунги исправляться каждый раз сообразно конкретной действительности».
Вентцель предлагает создать Союз борьбы за духовное освобождение человечества - альтернативу партии, ведущей к духовному рабству. Потом вычеркивает слова «борьбы за...» и вписывает «разума и совести». Он говорит об организации, в которой каждый будет уважать свободу других. Наблюдая гражданскую войну, Вентцель цитирует Толстого: «Война есть разрешенное людьми преступление».
В Воронеже Вентцель объединяет свои статьи, написанные во время революции 1905 года, в сборник под названием «Революция и требования нравственности». Видимо, он читал их аудитории во время своих лекций. Его мысли о правах человека поражают своей непреходящей ценностью. «Я отказываюсь смотреть хотя бы на какую-нибудь личность как на орудие исторического процесса, как на средство в общественной борьбе ввиду достижения какой-либо общественной цели... Я защищаю право каждой личности идти своей дорогою, своим путем, а не тем, который мне приписывает кто-либо другой, хотя бы этот другой было целое общество... Рабская зависимость от общества так же позорна, как и от отдельного лица, и рабство от этого не перестает быть рабством. И никакой исторический период, хотя бы период революции, не может требовать от личности, чтобы она перестала быть личностью, а стала единицею в стаде...»
Теперь в старых статьях появляются более жесткие вставки: «Если прежние фанатики религиозной веры были одержимы манией спасения людей для царства небесного, то история последнего времени явила нам в сфере политической деятельности образы людей, одержимых манией спасения людей для земного царства и для достижения этой цели, подобно фанатикам религиозной веры, не останавливающихся ни перед чем, перед совершением даже самых ужасных преступлений, которые только загипнотизированным людям могут казаться не преступлениями, а геройскими поступками».
В упомянутом рукописном сборнике, составленном Вентцелем из собственных статей, обращает на себя внимание постановкой проблемы сочинение «Цепи невидимого рабства».
«Если я нашел путь в жизни, который, по моему мнению, приведет к спасению всего человечества, имею ли я право насильно тащить других людей по этому пути?» - спрашивает философ и призывает «обеспечить молодому поколению возможность не впасть в состояние «невидимого рабства», не сделаться рабом внутри, в области духа, имея с внешней стороны облик вполне свободного человека».
В статье не просто призыв, но и анализ ситуации. «Что же заставляет людей соглашаться на подобное рабство? Почему они не бегут его, как чумы? Почему они с такой легкостью продают и даже даром отдают то, что в человеке есть самого ценного, а именно свободную душу, свободную волю, свободный ум и свободное чувство? Почему они этим высшим благом дорожат, по-видимому, менее всего и так спокойно и так легко в состоянии от него отказаться?
С первого взгляда это кажется странным, непонятным, необъяснимым. Но если вдуматься глубже, то мы увидим, что причина этого явления весьма проста. Причина в том, что люди, отказывающиеся от своей воли и позволяющие опутать себя цепями невидимого рабства, не понимают и не сознают, какое это великое благо - обладать свободною душою». Впрочем, проблема инакомыслия трудна и приемлема не для каждого.
Раньше Вентцель искал путь мира в разрывающем страну конфликте. «Индивидуализм и социализм не представляют две противоречащие друг другу доктрины», - полагал он. Они дополняют друг друга. Он видел будущую Россию, приближающейся к типу свободного общественного договора. Теперь не то. Он больше не верит в общественный здравый смысл: «Надо выбирать в своей личной деятельности путь наибольшего добра и наименьшего зла». Ах, как нужен был нам этот тезис в шестидесятые!
Большевизация охватывала периферию. Притеснения местной власти стали невыносимы. В 1922 году Вентцель бежит из Воронежа назад в Москву.
Не подходящее для полемики время
После возвращения его допускают к составлению новых программ Наркомпроса. Он пытается спорить по поводу содержания образования в новой школе, требует признания самодержавной воли индивидуальной личности. Мораль должна быть личной, а не стадной. «Всякий авторитет, - объясняет он, - есть отрицание этой воли и потому на самом деле истинным нигилизмом является культ авторитетов, в какой бы форме он ни проявлялся. И с этим культом авторитетов, столь широко распространенным и пустившим столь глубокие корни в сознании современных людей, мы должны бороться во что бы то ни стало для того, чтобы освободить индивидуальную человеческую волю от всякого подчинения». Ничего не поделаешь: русский человек, борясь с одним мифом, создает другой.
Чиновники в Наркомпросе, с которыми он беседует, открыто смеются над ним. Все его мысли теперь расходятся с утвержденными. «Школа, - по словам комиссара просвещения Луначарского, - является политическим учреждением, которое устанавливает государство в своих целях». И никаких исключений!
Отрицательно относился Вентцель к царской школе. В 1911 году она охватывала 43 процента детей. По данным Наркомпроса за 23-й год, расходы на образование уменьшились по сравнению с довоенными на две трети. Число беспризорных детей в 1922 году составляло 2 миллиона, в 23-м 4 миллиона. При этом журнал Наркомпроса бодро рапортовал: «Быстрым темпом развиваются общественные интересы, все глубже внедряется у детей классовое самосознание пролетарской солидарности».
Он все больше уходит в себя. Длинные списки прочитанных книг на четырех языках следуют в его дневнике. Философия, религия, творчество, воспитание - вот его статьи. Он увлекается парапсихологией, думает о связях человечества с Космосом, - может, ищет выход из рабского состояния? Чернила плохие, почти вода, они замерзают, не достать простого карандаша, лист бумаги - на вес золота. Печи топят книгами и рукописями. А он сосредоточенно пишет.
Вентцель полагает, что личности еще долго придется быть искупительной жертвой на путях стремления общества к большей организованности. «Механизация общественных отношений», - записывает он, а затем вдруг (я чувствую это) кричит в дневнике: «Свободные творческие личности, не давайте себя укладывать под убийственный пресс механизации общественной жизни! Боритесь против машинности, которую, как роковое клеймо, стремятся наложить на все стороны жизни, на все ее молодые побеги!» Старик, чудак, юродивый - одиночка против тупого механизма, домашний борец с советскими мифами.
Вентцель возвращается к записям своей молодости, снова видя им подтверждение: «Спрашивается, зачем нам мир и порядок в обществе, если ради этого порядка попирается индивидуальный человек! Хорош порядок, в котором вместо свободных людей, следующих своим влечениям и склонностям, своим понятиям о правде и справедливости, мы имеем рабов закона, людей, слепо и беспрекословно подчиняющихся воле большинства». Неужели ничего не изменилось, хотя еще одна эпоха ушла в прошлое? «Каждый человек, - почти полвека назад писал он, - должен быть сам для себя мерилом правды и истины; всякое другое мерило фальшиво, безнравственно и несогласно со свободою индивидуальной личности».
Он предлагает новой общественности преобразовать семью на иных началах - равноправия детей и родителей. Советует организовать Международный союз борьбы за права ребенка. Говорит о необходимости осудить политическое воспитание как форму насилия лиц, временно стоящих у власти, над будущим поколением.
Полуграмотные опролетаренные чиновники Наркомпроса бесцеремонно убирали из его текстов все, что не соответствовало новой линии. Приемлемо было только понимание Вентцелем труда в качестве средства воспитания, и в январском выпуске журнала Наркомпроса «На путях к новой школе» за 1923 год печатают доклад Вентцеля о трудовых школах. Выхолощено существо его взглядов, вымараны даже невинные мысли об уважении к человеку.
Официальное отношение к Вентцелю постепенно формулируется. Он - «последователь мелкобуржуазной теории «свободного воспитания». .. посредством которого... анархически отвергал...» И дальше всё в таком же классовом духе: «Во взглядах сказалась беспомощность... мелкобуржуазной интеллигенции, оказавшейся неспособной понять, выдвинуть и обосновать правильную, подлинно научную систему воспитания детей». Подлинно научную систему мы с вами испытали на себе.
Философия свободного воспитания переименована из «мелкобуржуазной» в «буржуазную». Потом она стала «так называемой», что в переводе с официального лексикона должно значить «ложная, ненаучная».
Нужно сказать, что в концепции теоретиков свободного воспитания было уязвимое звено. До революции их широко толкуемые мысли о свободе выгодно было использовать многим партиям, в том числе и стремящимся к диктатуре. За отдельными размышлениями Вентцеля проглядывает утопизм, расчет на то, что через школу можно преобразовать жизнь. «Истинный ключ к прочной и устойчивой реорганизации общественного строя на новых началах - свободное воспитание и образование всех детей без исключения», - цитировал Вентцеля теоретик педагогики В.Зеньковский. И добавлял: «В увлеченности свободой Вентцель переходит границы педагогики, подменяя школу жизнью».
По трактовке официального советского историка педагогики Ф.Ф.Королева, «не понимая того, что после победы... революции появились новые общественные условия для создания подлинно свободной школы, В. продолжал некоторое время отстаивать идею «автономии» школы от государства и проповедовать аполитичность воспитания». «Некоторое время», потому что его просто перестали публиковать.
Средств к существованию нет. По вторникам и пятницам от семи до девяти вечера в Доме отдыха ветеранов революции имени Ильича проходят «Вечера интимной музыки пианиста К.Н.Вентцеля». Молча играть, доставляя ветеранам революции удовольствие, ему разрешают. Он просит у дирекции бесплатный трамвайный билет: пианисту не на что доехать к месту звучания интимной музыки.
Без особой надежды он в который раз просит допустить его читать лекции во 2-м МГУ - и снова следует отказ. Он не удивляется: «Нами еще владеет и дух самодержавия, и бюрократизма, и дух феодализма, и крепостничества... дух каннибализма и людоедства, дух разрушения, мести, безумного мучительства, наслаждения чужими страданиями».
Западный философ и педагог, с которым я сравнил бы Вентцеля по размаху и глубине, - Джон Дьюи. Оба сверстники и прожили почти что век (Вентцель 1857-1947, Дьюи 1859-1952), хотя не увиделись. Оба отличались от коллег тем, что серьезно прилагали свои воззрения к опыту. А посев новой философской идеи в воспитании представляется наиболее плодотворным процессом. Без этого нет педагогической науки, и никакой идеологией ее не заменить.
У Вентцеля было что сеять, но в период наивысшей зрелости он лишен поля. Наркомпросу мешает самомыслящий философ. В 1928 году Дьюи, на которого навесили такой же ярлык идеалиста, приехал в СССР, и от американца скрыли, что его русский единомышленник жив. Между тем, идеи их обоих по части трудового воспитания широко использовались - со ссылками на Ленина и Крупскую.
В это время Вентцель хочет выйти за пределы соцвоса, заменившего педагогику, выдвигая альтернативу - космическую педагогику, в которой человек - часть Вселенной. В тетрадях, наедине с собой, он размышляет о слиянии личности с космосом. Бесплодная фантазия - результат отвращения к реальности, которая представляется Вентцелю ужасной. Но его идеалы не померкли.
Перечитывая десятки сочинений философов на четырех языках (берет он их в Румянцевском музее - тогда они еще выдавались всем), он составляет перечень качеств, необходимых творческой личности. Он сочиняет «Марш человечества». Он ищет пути сохранить единственную ценность, которая у него не экспроприирована, - ум. Ведь еще в 1884 году, за год до ареста, молодой правдоискатель Вентцель написал в дневнике: «Если правды так мало вне нас в настоящем, то пусть, по крайней мере, она будет внутри нас». После Октября, когда от правды осталось одно название газеты, он старался не изменять этому принципу.
Среди дневниковых записей в старой бухгалтерской книге, разрезанной поперек надвое, находим: «В настоящее... время речь может идти только о максимальном творчестве, допускаемом данными условиями жизни и данной средой». Как заниматься философией, науками? «Сейчас каждая из них пребывает как бы в отдельной камере».
Он готовится к написанию работ, которые еще десять лет назад не показались бы ему заслуживающими серьезного труда. Полемизировать с временщиками было абсурдом. Вред человечеству столь очевиден, что у них не было шансов на успех. И вот они удержались у власти.
«Одно несомненно, - записывает он в тетрадке с надписью «Личное», - что большевизм не есть последнее слово ни русской, ни всемирной истории, что самое большее, он есть последний урок того, какими методами социализм не следует строить, какие приемы осуществления социалистического строя на Земле ведут только к дискредитированию этого строя, отсрочивают и замедляют его осуществление. Ах, как я хотел бы сейчас быть в курсе того, что действительно творится на белом свете, а не быть вынужденным рассматривать все явления общественной жизни только через сильно окрашенные большевистские очки... В изучении истории и общественных явлений мы должны были за 70 лет далеко уйти вперед, и многие из положений Маркса, при пересмотре и проверке их, могут оказаться ошибочными... Такие догматы наделали человечеству много вреда, пагубное влияние преклонения перед ними продолжает сказываться и теперь и, вероятно, будет сказываться еще долгое время». Чуть ниже Вентцель защищает теоретика от практиков: «Вероятно, сам Маркс отмежевался бы от тех форм, какие приняло это учение в большевистской теории и практике».
В одной из тетрадей семидесятилетнего Вентцеля находим его выписки из 10-го тома первого издания Большой советской энциклопедии, где написано про него самого. Неожиданно старика задевает за живое обвинение в идеализме, в том, что он не принимает классовой борьбы.
Время для полемики неподходящее, но они сами подтолкнули к ответу. Конечно, к ответу в одном экземпляре, только для себя и для потомков. Тем не менее Вентцель принимается за анализ основы основ, за неприкасаемое. Сейчас об этом написаны горы. Но почитаем Вентцеля исторично, то есть будто мы с ним находимся в Москве в конце двадцатых - начале тридцатых годов. Смотрите, как изящно он препарирует тушку большевизма.
«Теория диамата - идеалистическая»
Когда часть интеллигенции все еще с восторгом шагала по Красной площади под мифическими лозунгами, философ берется за разоблачение главного мифа XX века - марксизма и его русской версии. «Нужно понять большевизм как историческое явление, где его корни и где причины его успеха, - пишет Вентцель, - и следует проследить его возможную и вероятную эволюцию: во что он в конце концов выродится, к чему приведет?» Задавшись вопросом, философ рассматривает явление, осуществленное в 1917 году. Теперь, видя, к чему всё пришло, открылась возможность оценить соображения Вентцеля.
«В большевизме мы имеем социализм в его догматической форме, социализм, упорно склоняющий во всех падежах имена Маркса и Энгельса и их продолжателя и истолкователя Ленина. Это социализм, лишенный элементов развития, социализм замариновавшийся, социализм, принявший характер церкви с ее профессиональными патентованными жрецами и непогрешимыми пророками и со всеми теми недостатками, которые хранит в себе всякая церковь. Это социализм, в котором отсутствует великая истина и подлинная критика мысли, стремящаяся к открытию объективной истины, к чему бы это нас ни привело. Здесь уже наперед даны известные определенные схемы и исходные точки времени, которые затем уже никогда не подвергаются пересмотру, а считаются незыблемыми... Большевизм являет нам социализм, зашедший в тупик, повторяющий зады и топчущийся на месте со своей ветхозаветной библией - сочинениями Маркса с Энгельсом, и со своим евангелием - сочинениями Ленина. Каждое слово этих учителей свято и непреложно, не подлежит отмене, а только толкованию».
Вентцель конспектирует труды по диамату и анализирует позиции основоположников. Он пишет свои замечания к теории диамата. Из неопубликованной работы приведем рассуждения Вентцеля по поводу небезызвестной четвертой главы «Краткого курса истории ВКП(б)», которую «прорабатывало» несколько поколений советских людей.
«Вполне соглашаюсь с теорией диамата, - говорит Вентцель, - что при решении всякого вопроса надо исходить из самой объективной действительности и брать все стороны последней в их взаимной связи и развитии. Действительно, только таким образом, т.е. беря аспекты жизни в развитии и во взаимной связи друг с другом, мы будем в состоянии раскрыть и те действительные, а не мнимые законы, по которым идет это развитие. Но отсюда еще никоим образом не следует, что такой подход к вещам и явлениям жизни будет являться самым последовательным материализмом».
По мнению философа, понятия живой действительности и материальности отнюдь не покрывают друг друга. Понятие действительности шире. «Не только материальные вещи и материальные процессы мы можем считать действительностью, но таковыми являются процессы сознания, мысль, чувство, воля, сознательная деятельность, направленная на достижение тех или других целей, которые себе ставит личность, и вообще все факты психического порядка. Стоять на точке зрения действительности - отнюдь не значит быть материалистом. Примером может служить хотя бы Дюринг, который называл свою философию «философией действительности» и, однако, являлся антиподом основоположникам диамата Марксу и Энгельсу».
Вздором считает Вентцель утверждение, что всякая наука и философия выражают интересы определенного класса. На практике, конечно, трудно освободиться от предвзятой точки зрения той или иной национальности, класса или партии, и мыслитель должен делать усилия к свободному сведению искажающих влияний до минимума. «Но когда предвзятость возводится в принцип и должна стать требованием для научного работника и философа, - считает Вентцель, - надо в высшей степени подозрительно относиться к продуктам их деятельности. Можно быть заранее уверенным, что их наука и философия являются оправданием... партии, взявшей на себя монополию быть единственной истинной защитницей их интересов, и даже вождей этой партии».
Было время, когда наука и философия были служанками теологии. «Теперь мы, по-видимому, переживаем время, когда их хотят сделать служанками политической партии, когда рабство науки и философии снова возводится в принцип». Но, уверен Вентцель, человечеству «нужна не буржуазная или пролетарская, а свободная наука и философия, отрешившаяся от всяких предвзятых точек зрения и заинтересованная только отысканием одной объективной истины, а не искажением ее в угоду и на пользу той или другой политической партии».
Почему же диамат оказался столь прилипчив? «Диамат, - пишет он, - есть философская система, которая является особенно пригодной для тех политических партий, деятельность которых носит противоречивый характер. Никакая другая философия не может в такой мере оправдать деятельность этого рода политических дельцов, как именно философия диамата. Это также объясняет, почему партия, которая получила господство в нашей стране, так держится за эту философию, базируется на ней и стремится сделать ее основой политического и морального воспитания молодежи».
Поведение человека, согласно диамату, строится также на противоречиях, считает Вентцель. Противоречием в основе нравственной деятельности может быть противоречие между средствами и целями. Чем более они противоречат, тем больше нравственно развивается человек. Отсюда просто необходимо применять средства, как бы отрицающие цель для достижения высокого нравственного ореола. Политика вообще, которая является прикладной этикой и которая отрицает царящие в мире тенденции к единству и гармонии, вносит раздор и борьбу. Это политика вооруженного военного лагеря, в котором «если враг не сдается, его уничтожают». Это «политика захвата власти, насилия, диктатуры, вражды, ненависти».
Вентцель полагает, что диалектические материалисты (сокращенно - диаматисты) вместо того, чтобы напирать на положительную сторону процесса жизни и эволюции, на утверждение и творчество, делают особенный знак ударения на отрицании, уничтожении, борьбе, оставляя все положительное, творческое в тени.
Один из основных просчетов Маркса и Энгельса, считает он, взятие за основу Гегеля, хотя и поставленного с ног на голову. «Понимаете ли вы хоть что-нибудь, - вопрошает Вентцель, - когда вам говорят о взаимопроникновении противоположностей, которые Ленин по стопам Гегеля называет тождеством противоположностей? Дж.Г.Льюис в своей «Истории философии в жизнеописаниях», говоря о системе Гегеля, спрашивает: «Можно ли видеть в ней что-либо, кроме примера, до чего философия способна заблуждаться?» Он же говорит, что логика Гегеля очень похожа на логику сумасшедших».
Вентцель приходит к своему главному выводу: по существу теория диамата - идеалистическая , не имеющая отношения к тому, что делается. Отсюда и неизбежность раздвоения сознания. По Вентцелю, марксисты напоминают читателей «Тысячи и одной ночи»: человеку, погрузившемуся в мир сказок, начинает казаться, что это - подлинная реальность.
Кто же прав, или, лучше сказать, более объективно оценивает мир - материалисты или идеалисты? Вентцель считает, что «не прав как чистый материализм, который утверждает, что только бытие определяет сознание, что сознание является произведением внешнего материального мира, так и чистый идеализм, который, наоборот, утверждает, что только сознание определяет бытие, что внешний мир мы должны считать произведением духа, нашего сознания».
Диаматисты утверждают, говорит Вентцель, что корни идеализма лежат в классовой организации общества, что идеализм выражает интересы эксплуататорских классов. С одинаковым и даже большим основанием это можно сказать относительно материализма. Материалистическая философия XVIII столетия являлась прекрасной идеологией для буржуазного общества. И только тогда, когда Маркс и Энгельс вступили в незаконное сожительство с самой крайней философией абсолютного идеализма, когда плодом этого сожительства явился диамат, только тогда материализм стал философией, но и эта пролетарская философия, поскольку она является материалистической, насквозь проникнута буржуазным духом.
Вентцель считает, что уместнее было бы говорить об активности и пассивности философии, чем о материализме и идеализме. Это в данном случае лучше отвечает сути и целям тех, кто ей следует. Вот почему наступит время, когда диамат умрет как философия рабства.
«Основоположники диамата Маркс и Энгельс не могли придумать ничего лучшего, как выставить лозунг диктатуры пролетариата. А что такое диктатура пролетариата, как не повторение диктатуры буржуазии? И притом подражание, чреватое многими гибельными последствиями. Вместе с диктатурой приходится усвоить и много других скверных учреждений, которые изобрела буржуазия. А кроме того, фатальный ход вещей приводит к тому, что диктатура пролетариата в действительности вырождается, как это показывает ход революции в России, в диктатуру над пролетариатом, в диктатуру партии, присвоившей себе патент быть единственной истинной защитницей интересов пролетариата, и даже в диктатуру одного лица, являющегося вождем партии, т.е. в самодержавие».
Приговор Вентцеля марксизму-ленинизму был окончательным и обжалованию не подлежал. Но... и оглашен не был. Для публикации следовало десять лет назад бежать в Европу вместе с Бердяевым. А какой выход оставался у него в середине тридцатых, когда ему было уже под восемьдесят?
Вместо культа Сталина культ... Ребенка
Из сложившейся в России ситуации домашний философ давно стремился найти какой-нибудь выход, понять, в каком направлении двигаться. Результатом размышлений сперва стала небольшая, около полусотни страниц, рукопись «Три революции (политическая, социальная и духовная)».
В ней Вентцель цитировал немецкого философа Макса Штирнера, который заметил, что Великая французская революция превратила ограниченную монархию в абсолютную, неограниченную. По Штирнеру, свобода после революции означает, что свободно государство в своей власти над личностью, свободна сила, господствующая надо мной и угнетающая меня. Освобождение государства есть превращение меня в раба.
Вот почему, исходя из реальности и (судите его опять за наивность) надеясь, что еще не все потеряно, Вентцель полагал: следом за актом политическим, то есть самим переворотом, и социальными мероприятиями должен прийти третий шаг. «Я уже чувствую, как меня кругом со всех сторон обступают скептические Пилаты», - ворчит он. Он призывает к духовной революции, так как после той революции образовалось «пустое место».
Вместо принципа всех предыдущих революций «Цель оправдывает средства» Вентцель выдвигает принцип духовной революции: «Средства оправдывают цель». По его мнению, необходимо очеловечить «многоголовое чудовище, называемое по-английски mob . Революция духовная, говорит он, есть дело тех, кто осознал себя как личность. Философ снова превращается в просветителя нации, сыном которой он является. Он поясняет: «Духовная реформа или революция могла бы быть еще названа культурной или педагогической, так как здесь существенную роль играет преобразование строя существующей культуры и системы воспитания и образования подрастающего поколения».
Скажем теперь с сарказмом: глас его был услышан. Культурная революция свершилась сначала в СССР, а затем в Китае. Способствовали ли обе эти революции духовному освобождению?
По мнению Вентцеля, властители в области духа создают наиболее ужасные формы рабства. Вся современная культура - культура «внешне дрессированного человека» и касается главным образом материальных форм существования. Это писал он еще до революции. Опыт умножился на тоталитарный, советский, и Вентцель возвращается к поиску средства для духовного освобождения. Это философский трактат «О внутреннем рабстве», написанный в 1925-34 годах и звучащий актуально по сей день.
«Возьмем политическое порабощение, - говорит он. - Господином здесь является «государство», в лице того или другого «правящего класса», воля которого выражается в ряде тех или других законов и распоряжений, опирающихся на эти законы. Эта воля есть та чуждая личности и посторонняя ей воля, подчиняться которой она вынуждена под угрозой тех или других наказаний или материальных лишений. Что здесь мы имеем дело с рабством, в этом не может быть никакого сомнения...»
Как же вести себя человеку в условиях государства «икс»? Есть ли шанс остаться личностью? Всегда от самого человека зависит - быть рабом или свободным, и если он предпочитает рабство, значит он хочет быть рабом. Вентцель полагал, что и в Америке существует разрыв между Декларацией Независимости и Конституцией, что виновна плутократия.
Существуют, по Вентцелю, три типа людей, находящихся в духовном рабстве: 1) люди, подменяющие свою волю тем или другим диктуемым чувством (честолюбие, властолюбие, сладострастие, трусость, страх); 2) люди, действующие под влиянием мысли или идеи (одержимые); 3)люди, подменяющие свою волю волей другого человека, или коллектива (господина), или идеи государства, национальности, партии, класса.
Механизм порабощения, считает этот философ, действует через учреждения или общественные организации: семью, государство, профсоюз, партию. В коллективе два вида психических взаимоотношений: автоматизм, ведущий к рабству, и творческая активность как путь к духовной свободе. Побеждает начало, которое сильней.
Как только философ переходит к практике, его советы (впрочем, не только Вентцеля) звучат значительно менее весомо. Он предлагает средство защиты от духовного порабощения: содействовать усилению, укреплению и развитию творческой активности духа в себе самом и в окружающих нас людях.
Воля - то оружие, которое может превратить раба в свободного. Воля - главенствующая и опережающая прочие субстанции человеческого существования. Воля как решающая и всепобеждающая сила. И, ограничив таким образом себя, Вентцель сразу становится незащищенным от стрел оппонентов. «Представим себе, - пишет он, - что идея государства лишится своего обаяния среди всех людей, что все люди поймут, что в лице государства они имеют господина, и политическое рабство рухнет само собою».
Воля работает только до тех пор, пока речь идет о внутреннем рабстве. Но достаточно ли ее, когда возникает проблема свободы общества? Вентцель и сам не раз страдал от отсутствия свободы и так же страдал от навязанной ему коллективной воли других. Те, кто отстранил его от общественной деятельности, заявили, что он отошел от нее, - вот и вся «воля».
В детстве, считал Вентцель, формируется будущий явный или тайный раб или же истинно свободный человек. В тридцатые годы педагогика в СССР сделалась дисциплиной, разъясняющей постановления ЦК. Задачей просвещения стало не воспитание личностей, а «борцов за» и «борцов против».
Идея Толстого и Вентцеля учить в свободной школе труду была реализована Крупской и Макаренко в виде принудительной детской трудовой колонии. Начался долгий период установления единообразия в советской школе. Экспериментаторы обвинены в левых и правых уклонах и частично арестованы, оставшиеся призывают разжигать в школе классовую борьбу. Наркомпрос под руководством А.С.Бубнова превращается в филиал НКВД, но и сам Бубнов заканчивает жизнь на Лубянке.
Вентцеля уже вовсе невозможно представить себе вписанным в кресло наркомпроcовского ученого: «Сейчас воспитание имеет скованный, несвободный характер, принимает вид дрессировки и одностороннего развития человеческой личности в виду тех или других целей практической жизни или требований, вызываемых современным состоянием общества». Надо спасать детей от власти, но как?
В разрушающемся обществе философ призывает к культу личности, - не в значении, которое появилось четверть века спустя (культ диктатора), а к культу человеческой личности . Начать Вентцель предлагает с культа Ребенка . «Истинным спасителем человечества, который принесет ему новую жизнь, освобождение от всех давящих ее цепей видимого и невидимого рабства, явится не гражданин и не рабочий, а ребенок, которому дадут, наконец, возможность свободно и всесторонне развиваться и становиться творческой личностью, чувствующей свое родство и единство с человечеством и миром». Вентцель всегда пытался воспитывать человека, помня о его высшем назначении во Вселенной, а не на утилитарной службе хозяевам одной шестой земного шара.
Следуя своим убеждениям о свободе воспитания, он начинает сочинять дополнения, которые необходимо внести в опубликованный проект сталинской конституции. Смысл этих дополнений - помочь детям избежать всего, имеющего авторитарный характер, отдающего сектантством. Он предлагает пункт об отделении школы от государства. Пишет письмо в редакцию «Известий». Ко Дню конституции он рекомендует отменить смертную казнь, открыть тюрьмы, доказывает необходимость амнистии всем, находящимся в местах заключения. А это 1936-й, и велик риск вот-вот оказаться там, откуда он просит вызволить других.
Происходящее продолжает подтверждать мысль, высказанную им раньше: на школе «в значительной степени лежит грех духовного вырождения человека». Ему тяжело. «Уж слишком меня угнетает окружающая действительность, являющая собою не жизнь, а какие-то сумерки жизни, это всеобщее идолопоклонство, всеобщее затмение умов, эта стадность, раболепие и беспредельные, разлившиеся широким потопом ложь и лицемерие. На наших глазах разыгрывается какой-то фарс, чтобы ослепить, поразить, вызвать изумление, а даже умные люди этого не замечают и принимают за нечто серьезное».
Жизненные реалии не дают ему оснований для оптимизма. Коммунальная квартира, в которой он живет, перенаселена, в сущности, ночлежка. Ему негде писать, настроение тяжелое. Нет денег отдать рукопись машинистке. И все же этот всем мешающий старик живет напряженной духовной жизнью.
Записная книжка его мелко исписана и затерта так, что я с лупой, по буквам смог разобрать слова. Он носил эти записи в кармане и спал с ними, боясь потерять в хаосе коммуналки. Полностью отключив себя от участия в общественной жизни, он советует это сделать и другим: бойкот, отказ от покупки их книг, непосещение собраний, где заведомой целью является духовное рабство.
Ему 79, у него упадок сил. Собственные его дети воспитывают внуков насилием, и это, как он исповедуется в дневнике, добавляет ему страданий. В семье частые ссоры. Он чувствует, что мешает детям. У них другая жизнь, свои, непонятные ему заботы. Соседи по коммуналке считают его психом. Дочь Вера запрещает внукам играть с дедом, говорит им, что он не человек, а мерзость. Это делается при нем. Ему кажется, внуки его избегают. Лишний человек советской эпохи. Теперь он мечтает уехать. Но куда и как?
Год полного молчания. И он снова берет себя в руки: «Но не буду терять надежды. То, что является главным делом моей жизни, я должен довести до конца».
Глас вопиющего
Он задумывает писать «Похвалу рабству», подобно Эразмовой «Похвале глупости», - о рабах с почетными именами и методах освобождения от цепей невидимого рабства. Звенья этой цепи - всякие измы .
До войны Вентцель жил рядом с нашим семейством на даче у станции Битца, под Москвой. Я был мал и не знал, что за старик играл со мной и что-то советовал моим родителям. Мне нравилась тяжелая цепь со старинными серебряными часами у него на груди. На единственной найденной мною фотографии он в полосатой куртке, напоминающей арестантскую робу, которую он сшил себе сам.
Четверть века спустя отец мой рассказывал, что Константин Николаевич убеждал его и мою мать в необходимости свободного воспитания меня и сестры. Теперь я узнал: он в то лето напряженно работал над трудом «Эволюция нравственных идеалов». Не закончил, но начал разбираться в революционной мифологии. Вот несколько отрывков из этой рукописи.
«В сфере политических отношений, - пишет Вентцель, - идеализация является одной из тех точек опоры, на которых держится режим политической опеки. Идеализация правительственной власти, вера в ее силу, могущество, непогрешимость обусловливает пассивность граждан в политическом отношении, делает из них вместо свободных граждан рабов правительства. Нет ничего опаснее того заблуждения, в силу которого мы надеемся всецело на мудрое правительство и ждем от него всяких изменений к лучшему».
Вентцель обращается к истории и доказывает, что правительство вовсе не является мудрым и далеко не всегда стоит на страже справедливости. «Ни один гражданин не должен слепо верить в ту власть, в подчинении у которой он находится, и представлять ей всецело заботы о своей судьбе и судьбе своих сограждан. Только вера в собственные силы, которая может быть воспитана при режиме политической свободы, требующем, чтобы каждый гражданин принимал то или иное участие в управлении государством, может поставить народ на правильный путь политического развития».
В области политики, полагает философ, каждому должен быть обеспечен наибольший простор творческой самостоятельности: каждый, будучи управляемым, должен являться также той или другой частицей государственной власти. Чтобы обеспечить политическое творчество для каждого, Вентцель предлагает как можно шире провести децентрализацию, самоуправление возможно более мелких общественных единиц. Ячейку будущего государства должны составлять небольшие самоуправляющиеся общины, потребностями которых должны определяться пределы централизованной власти.
В нормальном обществе - и это актуально сегодня - Вентцель видит самую широкую централизацию рука об руку с самой широкой децентрализацией. «Избыток централизации, сосредоточение власти в немногих руках с устранением всей остальной массы от всякой политической деятельности или ведет к воспитанию полной политической пассивности и приниженности, или толкает граждан на путь тайной революционной работы. Творческие силы личности, не находя себе исхода в открытой, свободной, обеспечиваемой законами политической деятельности, ищут себе исхода в подпольной работе. Чем сильнее политический гнет, тем последовательней проводится принцип политической опеки, тем острее и интенсивнее революционное брожение, тем более деятельность некоторой доли общества принимает боевой характер, тем неизбежнее становится катастрофа, угрожающая государству. Революция, как тень, всюду следует за режимом политической опеки, и чем невыносимее и сильнее становится первый, тем выше поднимает и она свою угрожающую руку. Если власть не хочет пойти ни на какие уступки, если она не хочет ограничить сама себя, то революция становится неизбежной».
Вентцель намечает в общих чертах, как создается политическая мифология, которая тормозит прогрессивное развитие жизни. Ее типы: 1) идеализация государства вообще, 2) идеализация правительства, власти, 3) идеализация режима неограниченной монархии, 4) идеализация парламентарных форм правления. В СССР все четыре типа сожительствовали вместе.
«Надо заметить, - прибавляет он, - что идеализация парламентаризма может быть столь же опасной, как и идеализация неограниченной монархии. И то, и другое приводит нас к политической метафизике. Истинная политическая наука должна вскрыть тайну политических отношений, должна представить вещи так, как они действительно существуют, без всяких подкрашиваний. Она должна уничтожить политические иллюзии и свергнуть с пьедесталов ложных политических богов. Политика должна занять по отношению к этике подчиненное, служебное положение». Другими словами, полагает он, политику следует преодолеть этикой.
«Быть может, самое опасное из всех заблуждений - считает Вентцель, - это вера в могущество политики, вера в то, что политика может все совершить. Правда, политикой можно достигнуть многого, но далеко не всего, и без твердого этического фундамента политика не приводит ни к чему хорошему. Единственная творческая сила, созидающая новый порядок вещей, это этическое воспитание, и дґлжно иметь в виду созидание таких общественных учреждений, такого политического строя, которые воспитали бы этически возможно большее количество людей».
Как видим, политические задачи Вентцель подчиняет задачам воспитательным. На политический строй, на государство он смотрит как на громадную школу, в которой воспитываются все люди. «Только подобный взгляд на задачи политики, - поясняет он, - дает возможность поставить ее на правильную почву. В этом отношении сильно погрешают против истины крайние революционные партии: они думают, что достаточно захватить политическую власть в свои руки и декретировать идеальный порядок вещей, чтобы наступило идеальное состояние человечества». Вера в то, что путем декрета, путем акта законодательной власти можно создать все, должна быть, по мнению Вентцеля, оставлена.
В тюремной стране он писал о том, что политические задачи государства должны подчиняться задачам воспитания. Это вытекало из всей концепции Вентцеля: политика, как и педагогика, являются частью этики. А если не являются, можно ждать чего угодно. Трагедия России состояла в отсутствии сильной, аргументированной критики большевизма. Вакуум заполнялся демагогией. Вентцель был одним из немногих философов, кто критиковал . Один из интеллигентнейших просветителей, рожденных Россией, он не опубликовал свои работы, и тем не менее сегодня его место по праву рядом с крупнейшими мыслителями, победившими коммунистический миф.
Общий объем тайно написанного Вентцелем в стол огромен. Мне удалось прочитать около двух тысяч страниц. А ведь попади тогда к стукачу-соседу по коммуналке одна его строка - автора стерли бы в пыль. У меня хранится зеленый листок диковинного дерева, засушенный Вентцелем в своем дневнике семидесятых годов прошлого века. А мысли его - целое живое дерево, они актуальны и сегодня.
В своей «Эволюции нравственных идеалов» он цитирует Владимира Соловьева: «Мы знаем, что добра нет в мире, ибо мир весь во зле лежит; нет добра и в самом человеке, ибо всяк человек ложь...» Поразительно, что сам Вентцель, прожив затворником лучшую часть жизни, не стал циником. Лишь с грустью писал, что нравственность в истинном смысле - очень нежный и редкий цветок, который распускается при счастливом стечении обстоятельств: «Человечество в нравственном отношении переживает период детства, самое большее, отрочества, и ему еще далеко до зрелого возраста».
Перечитываю я эти строки, возвращаясь из Москвы в Сан-Франциско. Может, Вентцель прав?
Расстановка ударений: ВЕ`НТЦЕЛЬ Константин Николаевич
ВЕНТЦЕЛЬ, Константин Николаевич - русский педагог, теоретик и пропагандист свободного воспитания. В студенческие годы участвовал в революционном движении, отбывал тюремное заключение (1885 - 87). В годы 1-й империалистич. войны выступал против милитаризма и шовинизма. По своим философским воззрениям В.- идеалист. Его философское кредо ярко выражено в работе "Этика и педагогика творческой личности" (т. 1 - 2, 1911 - 1912).
Вопросами педагогики В. стал заниматься в нач. 90-х годов. Первая самостоятельная работа по педагогике - "Основные задачи нравственного воспитания" (1896). С этого времени начинается и его участие в работах пед. об-ва, результатом чего явилась книга "Борьба за свободную школу" (1906). Пед. концепция В. в своеобразной форме выражала протест демократич. рус. интеллигенции против удушающей атмосферы, царившей в обществе и школе при самодержавии. В духовном и нравственном усовершенствовании людей он видел основу для создания нового общества и в этой связи разрабатывал теорию "свободного воспитания", воспитания творч. личности.
Исходя из того, что воля, а не интеллект является основой духовной жизни, В. недооценивал умственное образование. Он критиковал дореволюционную школу за то, что в ней изучался определённый обязательный круг уч. предметов, расположенных в известном систематич. порядке, в известной последовательности. Он полагал, что ребёнок должен получать столько знаний, сколько желает, и приобретать их тогда, когда в этом почувствует потребность.
Школе он противопоставлял "Дом свободного ребёнка" - свободную общину детей, родителей, педагогов. В "Доме свободного ребёнка", по его мысли, дети должны были получать на основе полной самодеятельности и образование и воспитание. В пед. концепции В. были и рациональные зёрна, в частности в ней отводилось большое место производительному труду. В. справедливо рассматривал труд как мощное средство нравственного воспитания, развития воли ребёнка, как фундамент, на к-ром "все другие его духовные и телесные качества могут получить надлежащее развитие".
Публицистич. деятельность В., направленная против насилия над личностью ребёнка, против полицейского сыска и надзора за гимназистами и реалистами, против рутины, формализма и бюрократизма, царивших в учебно-воспитательной работе школ, будила мысль передовых учителей и являлась прогрессивной для того времени.
В. постоянно следил за развитием зап.-европ. и амер. педагогики, пропагандировал т. н. новые школы (см. Новое воспитание) на Западе, нек-рые идеи прагматической педагогики Дж. Дьюи, педагогику анархистов П. Робена, Домела и др.
Не понимая того, что после победы Вел. Окт. социалистич. революции в сов. стране появились общественные условия для создания подлинно свободной школы и для развития подлинно свободного воспитания, В. продолжал некоторое время и в сов. период отстаивать идею "автономии" школы от гос-ва и проповедовать аполитичность воспитания.
В 1919 - 22 В. работал в Воронежском губ. отделе нар. образования, пропагандировал единую трудовую школу на курсах учителей и в печати, читал лекции в Воронежском ун-те и активно участвовал в организации ин-та нар. образования. Затем он отошёл от практич. и теоретич. деятельности в области педагогики. Его мемуары "Пережитое, перечувствованное и сделанное", датированные 1932, хранятся в научном архиве АПН.